«Чувство такое, что судят не полицейских, а меня»

За это время у Марины и Павла неизвестные сожгли на даче баню, после того как мать Марины дала показания в суде, был сожжен ее дом. Семья Рузаевой подверглась травле в соцсетях от группы поддержки подсудимых полицейских. Следователи теряли документы по уголовному делу, уничтожали улики и даже фальсифицировали протоколы. Двое из трех сотрудников, участвовавших в пытках, на момент подготовки публичного отчета «Общественного вердикта» продолжали работать в полиции, третий полицейский успешно вышел на пенсию.

Тем не менее, в декабре 2020 года полицейские предстали перед судом.

Следствие установило, что в январе 2016 года Марину Рузаеву привезли в полицию и там надев на голову пластиковый пакет и приковав наручниками к лавке стали избивать, при этом применяли электрошокер. Так полицейские пытались добиться от женщины информации о произошедшем в соседнем подъезде убийстве. Нет, не признания вины, а просто свидетельских показаний.

В «Общественный вердикт» и к нашим коллегам из иркутской правозащитной организации «Сибирь без пыток» Марина и Павел обратились сразу же после произошедшего, в январе 2016 года. Марина рассказала, что вечером 2 января к ней домой пришли двое молодых людей в гражданской одежде. Они предъявили удостоверения сотрудников полиции и рассказали, что в соседнем доме убит ее знакомый. Марине предложили съездить в отдел полиции, чтобы посмотреть фотографии и помочь составить круг подозреваемых в преступлении.

Рузаеву, у которой с собой не было паспорта и телефона, привезли в отдел полиции «Усольский». По словам женщины, когда ее завели в кабинет, один из сотрудников приказал ей снять сапоги. Еще двое полицейских встали у нее за спиной, усадив на лавку. После этого Рузаеву пристегнули наручниками, а на голову надели пластиковый пакет. Сидящий за столом полицейский потребовал, чтобы женщина «стала рассказывать». Когда Марина спросила, что она должна рассказать, последовал удар электрошокером. Сотрудники полиции задавали Рузаевой вопросы об обстоятельствах убийства соседа. Марину пытали более четырех часов, избивая руками и электрошокером. Поздно ночью Рузаеву передали мужу, который все это время ждал ее в отделе полиции.

5 января Марина обратилась к медикам. Женщина практически не могла говорить, заикалась, врачи зафиксировали у нее ушибы головы, шеи, груди, ног и рук, ягодиц, бедер. Все тело было покрыто следами от ударов электрошокера.

Репортаж о деле Марины Рузаевой

К расследованию преступления Лысых подошел своеобразно:

— Опросы и очные ставки потерпевшей с полицейскими, в которых Рузаева узнала тех, кто ее пытал, сотрудник СК проводил не как с обвиняемыми, а как со свидетелями.
— В дело включил только недостоверные показания от заинтересованных лиц.
— Сфальсифицировал протоколы изъятия одежды потерпевшей. А под протоколами Лысых расписался за понятых самостоятельно.

В результате дело о пытках в полиции практически было развалено. С огромным трудом правозащитникам из организации «Сибирь без пыток» и Фонда «Общественный вердикт» вновь удалось добиться возбуждения уголовного дела против полицейских,
и в конце 2020 года над ними начался суд. Дело было заведено и на следователя Лысых за фальсификацию доказательств по уголовному делу. Вот только в феврале 2020 года судья Усольского горсуда Виктория Широкова оправдала сотрудника СК с правом
на реабилитацию. Широкова посчитала, что преступление против правосудия –
не преступление, а «проступок». Сам Лысых во время допроса ответил следователю,
что его просто-напросто оговорил Глущенко [муж Марины Рузаевой], «который работает правозащитником».

Однако «Общественный вердикт» добился отмены оправдательного приговора, и дело было направлено на новое рассмотрение. После этого следователь попытался обжаловать это решение. Восьмой кассационный суд подтвердил решение Иркутского облсуда
об отмене незаконного оправдательного приговора следователю СК Сергею Лысых.
И осенью 2020 года его стали судить заново.

Что касается приговора Лысых, то в марте 2021 года Усольский горсуд признал его виновным. За совершенное преступление сотрудник СК получил три года условно,
а также двухлетний запрет на работу в правоохранительных органах. Правозащитники обжаловали условный приговор.

Кирилл — молодой человек с инвалидностью и долгое время боролся с саркомой костей, из-за которой у него была полностью ампутирована рука с предплечьем и лопаткой. Ему требовалось постоянное наблюдение врачей.

Как бы странно это ни звучало, но сотрудники новгородской ДПС, увидев права, выданные инвалиду первой группы, не поверили, что они настоящие. Они решили, что Кирилл не может управлять автомобилем, имея одну руку. И самое лучшее, что пришло им в голову, это применить силу.

«Когда меня вытащили из машины, протез стал сильно давить на послеоперационный шрам», — рассказывал Кирилл о событиях 2017 года. — «Сотрудники ДПС не могли не видеть, что у меня протез, потому что он вылез у меня из кармана, была видна искусственная кисть. Они мне говорят: «Где ты купил эти права? Как ты с одной рукой можешь управлять машиной?». Потом меня подвели к служебному автомобилю и ударили головой о капот, то есть специально нагнули к капоту
и ударили. Один из сотрудников стал говорить: «А давай его отвезем в обезьянник».

После того, что случилось, Кирилла привлекли к административной ответственности из-за затонированных передних стекол и за отказ выйти из машины. Он обжаловал эти решения,
но безрезультатно.

Когда Кирилла остановили полицейские с ним была его супруга Юлия, которая сняла все
на телефон. Она же позвонила отцу Кирилла, который привез в полицию все медицинские документы и забрал Кирилла. В январе 2017 года Кирилл подал сообщение о преступлении.

Согласно судебно-медицинской экспертизе у него были зафиксированы «ссадины и кровоподтеки
в области запястья, ушиб мягких тканей скулы, виска, шеи». Через десять дней после заявления возбудили уголовное дело.

Расследование по заявлению Кирилла в отношении сотрудников длилось более полутора лет, за это время срок предварительного следствия продлевался шесть раз. Уголовное дело прекращали трижды. В итоге новгородский суд признал, что постановление о прекращении уголовного дела против полицейских, избивших Максименко «в связи с отсутствием состава преступления» законно
и обоснованно. Для продолжения расследования нет никаких оснований. Сотрудники полиции действовали в рамках своих полномочий. Позже Новгородский областной суд согласился с этой позицией.

Еще в 2019 году «Общественный вердикт» подал жалобы в ЕСПЧ о нарушении права Кирилла на запрет бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращения, отсутствие эффективного расследования пыток и отсутствие эффективных средств правовой защиты. Спустя год, в январе 2020 года ЕСПЧ зарегистрировал жалобу Кирилла Максименко. Пятого января 2021 года Кирилла не стало, он так и не дождался справедливого решения суда по своему делу.

«В первых числах декабря мы узнали от врачей, что повторную пересадку костного мозга организм Кирилла не принял, — говорит вдова Кирилла, Юлия. — Он уставал, но не показывал этого, не хотел снова в больницу. Сказали, что больше трансплантацию делать нельзя. Нужно наблюдаться у онколога по месту жительства, делать переливание крови в стационаре.

30 декабря Кириллу сделали переливание крови, все было вроде бы неплохо. Но вечером у Кирилла резко поднялась температура, жаропонижающие не помогали, собирались везти в местную больницу. Но там сказали, что у них нет препаратов для пациентов с таким диагнозом. Несколько дней пытались сбить температуру. 3 января пришел врач, взял мазок на ковид, результат был отрицательным. 4 января у Кирилла начались судороги, он впал в кому. Мы ждали скорую пять с половиной часов. В больнице, куда его привезли, у него остановилось сердце.
Перед тем, как Кирилла забрал санитарный вертолет, чтобы доставить в Новгород, я схватила его за руку и сказала, не вздумай меня оставлять, вернись. И он задышал сам, как будто и, правда, услышал. Утром нам сказали, что через 12 минут его сердце остановилось снова, они сделали, что могли».

Юлия рассказывает, что последние 10 месяцев они не могли добиться льготного лекарства Вориконазол, жизненно необходимого для Кирилла. Дорогостоящее лекарство приходилось покупать за свои деньги. В декабре 2020 года Кирилл подал жалобу в суд в отношении Минздрава Новгородской области. Дело было приостановлено в связи со смертью заявителя.

В феврале 2021 года юристы «Общественного вердикта» обратились в ЕСПЧ с просьбой продолжить рассмотрение дела Кирилла Максименко.

Репортаж о деле Кирилла Максименко

Оба процесса запомнились ее мощными выступлениями в прениях, а под напором
ее допросов терялись даже самые уверенные в себе и агрессивно настроенные подсудимые.

На суде по делу об избиении Макарова она заявила, что действия сотрудников ИК-1 являются ничем иным как пытками.

«Это один из ярких примеров превышения должностных полномочий, которые
еще много лет будут дискредитировать систему. На протяжении всей записи слышны стоны потерпевшего, испытывающего нечеловеческие страдания. Стоит только представить, какую боль испытывает человек. Версия подсудимых о демонстративности ударов опровергается видеозаписью. Любое поведение Макарова не обуславливает
того объема насилия, которое было к нему применено».

Старшова запрашивала максимальные сроки для обвиняемых, в том числе
и для бывшего руководства колонии — 7 лет лишения свободы и лишение
всех специальных званий.

«Я не понимаю, почему так мало потерпевших, когда били всех»

«Ну, вот я приехал [в колонию] — мне в первый же день, в первую же минуту, только автозак открылся – мне сразу с ноги выдают, сразу, просто так. Да, в жизни у меня случилось, ограбил я несколько человек, меня посадили из-за этого. И это значит, что меня весь срок, четыре с половиной года, избивать, что ли, должны?» — из рассказа Николаева перед допросом.

Во время обыска в специально отведенном помещении штрафного изолятора ИК-1 (класс воспитательной работы) Алексею приказали сделать «доклад». Молодой человек растерялся и спросил у сотрудников колонии, что это такое — за это его положили на сдвинутые парты и стали избивать по спине, ягодицам и ногам мокрой простыней с узлом на конце: «Так они объяснили мне, что такое доклад». Обыскивать его тогда так и не стали.

После публикации в СМИ видео избиения заключенных в коридоре ШИЗО, в колонию с проверкой приехала прокуратура. Заключенных допрашивали несколько суток подряд. Позже, на допросе в суде уже в качестве потерпевшего Алексей рассказал, что на заключенных оказывали давление, их жалобы на побои назвали «кляузами, не приемлемыми для арестантов».

Кроме собственно побоев, Алесей рассказал о жестоких условиях содержания — о том, что в ШИЗО его и других «штрафников» держали на хлебе и воде. Алексей уверен, что через пытки, которые пережил он, прошли тысячи других заключенных ИК-1. Он уверен, что это хорошо отработанная и слаженная практика, которую не просто допускает, но и поощряет руководство колонии.

До того, как оказаться в ярославской ИК-1, Алексей отбывал наказание в рязанской колонии. Отношение к заключенным там разительно отличалось — рязанские фсиновцы вели себя вежливо, пыток не было. Как только он приехал с этапом в ИК-1, всех вновь прибывших без причины избили. Избиения на этом не прекратились. Николаев неоднократно обращался в медпункт за помощью, но там ему советовали протирать синяки соленой водой и уверяли, что все происходящее — в порядке вещей.

В ярославской колонии Алексей работал художником в клубе — это спасало его от многочисленных побоев. В других отрядах заключенных оскорбляли и били постоянно. В штрафном изоляторе он оказался после конфликта с начальником отряда.

В день событий, когда в ШИЗО проводился обыск, под матерные крики сотрудников колонии Алексей в числе других заключенных бежал по коридору в класс воспитательной работы. По пути на обыск его били палками, ногами и давали подзатыльники. Он продолжал бежать, держа руки за спиной. Если бы он остановился, его избили бы еще сильнее, поэтому он подчинился приказу «Бегом!». В конце коридора его поставили на растяжку вплотную к стене. Тогда он увидел Сардора Зиябова и сразу его запомнил. В классе воспитательной работы Зиябов избил его своим фирменным способом — мокрой простыней, завязанной в узел.

«Меня взяли под руки, положили лицом вниз на парты, кто-то держал за руки, и Зиябов стал избивать меня мокрой простыней, смотанной в узел. Рядом стоял стакан, кружка с водой. Он мочил простыню и бил меня. Били по спине, по ногам, по ягодицам. Я уже стоял в полуобморочном состоянии. Остальные сотрудники стояли, смеялись, издевались. Потом меня вывели, завели следующего. Обратно побежал в камеру также под пинки и избиения».

Николаев долго не жаловался администрации колонии на избиения, думая, что в этом нет смысла. Он испытывал стыд, а еще опасался большей жестокости, изнасилования или даже убийства, ведь пока он отбывал наказание в ИК-1, там, по его словам, погибло шесть заключенных. Когда Алексей все же обратился к медикам, они отказались фиксировать побои и пригрозили ему повторным водворением в ШИЗО.

Выйдя на свободу, Алексей хотел как можно скорее забыть пережитое, но мать уговорила его все же поехать в суд и дать показания в качестве потерпевшего. Приговором, который суд вынес фсиновцам, избивавшим его, Алексей остался недоволен. Он считает наказание неоправданно мягким и намерен его обжаловать: «Я считаю, что не надо бояться, и надо доводить свои дела до конца».

Видеоинтервью Алексея Николаева

Приблизительно за месяц до того дня, когда сотрудники ИК-1 подвергли заключенного Макарова страшным пыткам, Николаев сменил на посту Александра Чирву и временно исполнял обязанности начальника колонии. На допросе в суде, еще в качестве обвиняемого, Николаев особо отметил, что не стремился занять руководящий пост в ярославской колонии, тем более что оперативная обстановка, по его словам, там была очень сложной. Действительно, до прихода Николаева в колонию Макарова уже систематически избивали. Николаев, как он сам признался, выступая в суде, знал об этих избиениях, еще работая в аппарате УФСИН.

Уже будучи врио начальника ИК-1, Николаев получил в общей сложности семь обращений о пытках над Макаровым и другими заключенными от адвоката «Общественного вердикта» Ирины Бирюковой. Трижды к Николаеву обращалась мама Макарова, требуя вмешаться, защитить сына и прекратить пытки над ним. Николаев обещал ей, что избивать ее сына больше не будут, однако вскоре за этим 29 июня 2017 года последовала совершенно чудовищная «воспитательная работа», записанная на тюремный видеорегистратор. Через год эта видеозапись облетит все СМИ и ляжет в основу самого громкого эпизода «Ярославского дела».

Потерпевший по этому делу Евгений Макаров попал за решетку в 19 лет за умышленное причинение вреда здоровью. Закон, правда, он нарушал еще подростком, но тогда все закончилось для молодого человека испытательным сроком. Наказание он отбывал в ярославской ИК-1. Лишь ближе к окончанию срока его перевели в ИК-8.

За преступления юности Макаров заплатил дорого: он провел в заключении более 6 лет, лишившись возможности, выйдя на свободу, найти работу и успешно встроиться в общество. В колонии он систематически подвергался пыткам, унижениям, его сажали
в штрафной изолятор и одиночку за рекордное для ярославского зэка количество нарушений — их насчитали 138. От отчаяния, и чтобы избежать хотя бы части пыток и унижений, Макаров несколько раз пытался покончить собой. На свободе кроме мамы его никто не ждал.

Молодой человек стал жаловаться на нарушения и пытки со стороны сотрудников ФСИН. Фонд «Общественный вердикт», представляющий интересы Макарова, всеми возможными способами пытался привлечь внимание государства к ситуации в ИК-1, но показные проверки не подтверждали фактов незаконного насилия. Жестокое избиение, попавшее на служебный видеорегистратор, а затем при помощи «Общественного вердикта» — в СМИ, положило начало большому «Ярославскому делу», которое обросло впоследствии несколькими эпизодами и «прославило» ярославскую ИК-1, а вместе с ней и ИК-8, на всю страну.

Видео о «воспитательной работе» над неудобным нарушителем режима длится 10 минут, а сама изощренная пытка, по словам Макарова, длилась минут 40. Ему нанесли в общей сложности 865 ударов, после которых он долго не мог ходить и мочился кровью. После избиения Макарова в полубессознательном состоянии оттащили в карцер, где надежно изолировали от остальных арестантов. Защитников под самыми разными предлогами к нему не пускали.

Уголовное дело по факту превышения должностных полномочий с применением насилия было возбуждено спустя несколько часов после публикации видео — до публикации видеодоказательств жестоких пыток все жалобы Макарова и его защитников из «Общественного вердикта» получали у следователей СК отписку: «нет состава преступления».

После публикации видео 18 сотрудников ФСИН были арестованы, несколько человек отстранены от работы, кто-то уволился сам. Если бы не публикация, неизвестно, остался ли Макаров в живых. На том видео его, голого и распластанного на специально для этого сдвинутых партах в классе воспитательной работы, больше дюжины фсиновцев бьют кулаками и дубинкой по ногам, пяткам, спине и голове, поливают водой и душат мокрой тряпкой.

На суде фигуранты дела и их адвокаты оправдывали пытки поведением заключенного, утверждая, что Макаров был настолько злостным нарушителем, что у сотрудников колонии просто не было выбора. При просмотре пыточного видео некоторые подсудимые ухмылялись, а во время допроса матери Макарова, задавали ей унизительные вопросы, стараясь опорочить не только ее сына, но и ее саму.

Макаров на свободе. Рядовые сотрудники колонии, избивавшие его, — по ту сторону решетки. Начальство, тем временем, пока ушло от наказания и оправдано. Сломанная судьба, юность, проведенная за решеткой среди взрослых уголовников и садистов из системы ФСИН, и такая печальная слава не дают Макарову особых шансов социализироваться, выучиться на какого-либо специалиста и найти работу. Исправительная колония не справилась со своей основной функцией — исправлением, наказала в итоге и Макарова, и своих сотрудников.

По результатам следственной проверки было установлено, что Николаев и его первый заместитель Игит Михайлов не просто были в курсе планируемого избиения Макарова, но и организовали его, распорядившись о перекрытии КПП 29 июня 2017 года, приказав отработавшей смене остаться в колонии и принять участие в «воспитательных мероприятиях», при этом записать видео для отчета о проделанной работе.

Евгению Макарову Яблоков нанес не менее 129 ударов дубинкой по пяткам, в перерывах поливал водой ноги заключенного, чтобы тот острее чувствовал боль от ударов. Яблоков отдавал указания остальным сотрудникам участвовать в избиении. Он же годом ранее дал распоряжение своим коллегам «жестко принять этап» и вместе с ними
в профилактических целях избил только что прибывшего в колонию заключенного Хасдина Муртазалиева.

На суде по «Ярославскому делу» Яблоков отличился тем, что резко поменял показания и не выполнил условия досудебного соглашения. Сначала фсиновец явился с повинной, в полном объеме признал вину и заключил досудебное соглашение со следствием, дав подробные показания на всех своих подельников, а заодно и начальство колонии, обвинив их в организации пыток над заключенным. Позже, в ходе судебного разбирательства, он резко поменял показания и стал уверять суд в том, что, поддавшись влиянию другого фигуранта и досудебщика Сергея Ефремова, оговорил руководство колонии и теперь уже раскаивался в оговоре, а не в насилии над заключенным.

На суде Яблоков извинялся перед органами ФСИН, бывшим начальством, объяснял свои действия злонамеренностью потерпевшего Макарова, а показания против руководства — своей неопытностью и доверчивостью. Адвокат Яблокова, выступая в прениях в его защиту, сравнила его с рвущимся в облака лебедем из басни Крылова.

По обоим расследованным эпизодам суд посчитал вину Яблокова доказанной и признал его виновным в превышении должностных полномочий с применением насилия. Условия досудебного соглашения фсиновец в итоге так и не выполнил.

По делу об избиении прибывшего с этапом заключенного суд назначил Яблокову три с половиной года условно, а по основному эпизоду приговорил к четырем годам и трем месяцам лишения свободы в колонии общего режима.

На одной из новых опубликованных видеозаписей с тюремного регистратора ИК-1 Максим Яблоков снова фигурирует в качестве участника избиения заключенного. По этому эпизоду в настоящий момент ведется следствие.

Хедлайнерами среди адвокатов на процессе стали Андрей Перевозчиков, выступающий в защиту бывшего замначальника отдела безопасности ИК-8 Сардора Зиябова (позже Перевозчиков вошел и в основной процесс «Ярославского дела» — уже как защитник младшего инспектора отдела безопасности ИК-1 Сергея Драчева) и Оксана Бянкина, адвокат оправданного судом бывшего заместителя по безопасности
и оперативной работе начальника ИК-1 Игита Михайлова. Оба защитника неоднократно отпускали в адрес потерпевших, адвоката Ирины Бирюковой и Фонда «Общественный вердикт» пренебрежительные ремарки и негативные комментарии, обвиняли в искажении сведений, влиянии на общественное мнение и попытках за счет иностранного финансирования дискредитировать систему ФСИН.

Адвокат Перевозчиков, в прошлом сам сотрудник УФСИН, незадолго до судебного разбирательства вышедший на пенсию, заявлял, что российская система исполнения наказаний — одна из самых эффективных в мире. Он не только оправдывал действия своих подзащитных воспитательным воздействием на нарушителей режима колонии, но еще и заявлял о якобы политической подоплеке обвинения в целом.

Вероятно, именно Перевозчиков инициировал создание во ВКонтакте сообщества «против фейковой правозащиты», где публиковались однобоко представленные новости с судебных заседаний и критические (часто оскорбительные) высказывания об «Общественном вердикте» и сотрудниках фонда. Тот факт, что Минюст признал «Общественный вердикт» иностранным агентом, по версии Перевозчикова, полностью отражает суть работы правозащитных организаций — подрыв доверия к УФСИН и другим госорганам.

Организованное и согласованное насилие в воспитательных целях оправдывала и адвокат Бянкина. По ее версии, обвинение было обосновано всего лишь большим общественным резонансом, а подлинность видеозаписи избиения Макарова сомнительна и доказательством пыток считаться не может. Выступления Бянкиной
на суде особо запомнились эмоциональными нападками на сторону обвинения.

Состава преступления в действиях сотрудников колонии, а также вреда здоровью потерпевшего Макарова Бянкина не увидела. Действия подсудимых, по ее убеждению, были вызваны их работой в стрессовых ситуациях и постоянными провокациями со стороны осужденных. Она неоднократно отмечала, что потерпевший Макаров был настолько злостным и психически неуравновешенным нарушителем, что у сотрудников колонии попросту не осталось другого выбора.

Работа правозащитного фонда, уверена Бянкина, заключается не в защите пострадавших от насилия со стороны представителей власти, а в стремлении подорвать авторитет государственных органов, оказать давление на суд, а заодно и изменить государственную политику.

«Кем мне еще нужно стать – суперменом, чтобы освободиться»?

СМИ назвали Егора — донора, стрейтэджера, заядлого путешественника — «антифашистом в рыцарских доспехах». Он не был сторонником какой-то партии или кандидата. Услышав крики о помощи, и увидев, как силовики бьют демонстрантов, Лесных попытался заступиться.

Суд, однако, решил, что раз Егор не видел начала конфликта, значит не мог оценить действия росгвардейцев правильно. И хотя на видеозаписи не видно ударов Лесных, а потерпевшие силовики заявили, что ущерба им причинено не было, Лесных был признан виновным в применении насилия к представителям власти.

Отменить обвинительный приговор в апелляции юристам «Общественного вердикта» не удалось — в январе 2020 года Мосгорсуд оставил приговор в силе, и Лесных отправили в ИК-12 Волгоградской области. А в ноябре во Втором кассационном суде в Москве мы добились смягчения наказания: суд постановил перевести Егора Лесных в колонию-поселение.

Уже в январе 2021 года в Волжском городском суде «Общественному вердикту» удалось добиться условно-досрочного освобождения заключенного. Но прокуратура, не согласившись с этим, подала жалобу сославшись на мнимое нарушение режима, якобы допущенное Лесных в колонии. В результате Волгоградский областной суд, практически прошедший в закрытом режиме без СМИ и слушателей, просто встал
на сторону прокуратуры и отменил решение об УДО. Судья Сергей Квасница «пришел к выводу», что УДО фигуранта «Московского дела» «является преждевременным». «Кем мне еще надо стать — суперменом, чтобы освободиться?» — во время выступления поинтересовался Егор Лесных у судьи, но его вопрос остался без ответа.

Фонд продолжает добиваться освобождения Егора Лесных.

«Я всю жизнь борюсь за справедливость»

Туране Варжабетьян 75 лет, и она гражданская активистка. Турана — человек с непростой судьбой. Ее родители родились в Османской Турции и бежали от геноцида 1918 года. В 30-х ее семью, жившую на тот момент в советском Ереване, выслали на границу Алтайского края и Казахстана. Младший ребенок, брат Тураны, умер. Она же, по ее словам, оказалась самой живучей. Собирала картофельные очистки, пекла из них хлеб, топила лед в воду. Потом семью перебросили в Узбекистан. Турана хотела быть летчицей, но в училище ее не взяли, помешала биография репрессированных родителей.

В мае 2012-го Турана была в Москве на Болотной, пыталась помешать омоновцам избивать демонстрантов, за что получила удар дубинкой по голове и сотрясение мозга. Ни один правоохранитель за это не ответил, как и по другим случаям насилия со стороны полиции 6 мая на Болотной площади в Москве. Варжабетьян обращалась в СК, но следователи убеждали ее не подавать жалобу, «поскольку есть негласное распоряжение не рассматривать заявления по событиям 6 мая». Дело в отношении омоновцев так и не было расследовано. В декабре 2015 года прокуратура признала незаконным отказ в возбуждении дела об избиении Тураны Варжабетьян.

Спустя восемь лет, в 2020 году Турана получила компенсацию от правительства РФ по решению Европейского суда по правам человека за причиненные ей травмы сотрудниками ОМОНа на Болотной площади. ЕСПЧ обязал Россию выплатить ей 16 900 евро компенсации. Суд признал Россию виновной в нарушении права на запрет пыток и ненадлежащего обращения, отсутствии расследования и нарушении права на свободу собраний.

«Ни на каком этапе мирное поведение заявителей во время собрания не подвергалось сомнению. Следовательно, применение силы против них не было строго необходимым из-за их собственного поведения и, таким образом, унижало их достоинство. Не было представлено никаких объяснений причин применения силы в отношении заявителей, которые не были задержаны и не участвовали в каких-либо актах насилия. В свете этого следует вывод о том, что сила, примененная в отношении заявителей, была излишней и чрезмерной», — заключили в ЕСПЧ. Суд также отметил, что у российских властей была возможность расследовать избиение Варжабетьян, но они не сделали этого.

Турана не боится трудностей и преследований. Например, она регулярно участвует как наблюдатель на региональных и федеральных выборах. В последние годы Турану еще несколько раз задерживали. В марте 2017 года правоохранители избили ее на одиночном пикете, вывихнув пенсионерке плечо. По этому случаю в ЕСПЧ юристы «Общественного вердикта» направили уже вторую жалобу в интересах Варжабетьян. В июле 2019 года на протестной акции «За честные выборы» в Москве Турану снова задержали, а затем оштрафовали на 10 тысяч рублей.

Репортаж о деле Тураны Варжабетьян

«Складывается такое впечатление, что задача судов не защита нарушенных прав, а поддержание мнения о безупречности системы»

Перед увольнением из армии офицеру не выплатили субсидию на жилье, положенную по закону. При этом уволиться ему пришлось из-за поездки на Украину в 2015 году — Скубак поехал, чтобы забрать сына своей бывшей жены из детского дома. В итоге Скубак был вынужден написать рапорт об увольнении по состоянию здоровья, его уволили из армии, но не предоставили положенную по закону субсидию на жилье. Тогда
Скубак обратился в военную прокурору и в суд, но «получил отказ во всех инстанциях.

«Когда я разговаривал с заместителем полпреда, бывшим генерал-полковником внутренних войск, он был так удивлен, так возмущался, как "эти подонки уволили вас без выдачи субсидии, с нарушением закона"», — рассказывал майор журналистам в 2018 году. — «После того, как приехал командир ракетной дивизии [где служил Скубак] и поговорил с ним, все изменилось на 180 градусов. Он привез судебные решения в свою пользу, и на этом все заглохло. Отправили письмо в Главную военную прокуратуру,
и оттуда я получил ответ, что судья может отменить любой закон».

Тогда офицер объявил голодовку у здания Администрации президента в Москве, куда специально приехал из Новосибирска. До этого Скубак уже выходил на пикет возле резиденции полпреда президента в Сибирском федеральном округе и здания Минобороны в Москве. Тогда, в августе 2018 года у здания Министерства обороны майора избили сотрудники военной полиции.

«Я снова вышел на пикет к Министерству обороны. Не прошло и 10 минут, как мимо пробежали двое военнослужащих и облили меня зеленкой. Я не ушел. Подъехала «Газель» с военными номерами, оттуда выскочили крепкие ребята, заломили меня и затащили в машину. Старший настучал мне по почкам. Потом меня затащили
в здание Минобороны, в специально оборудованное помещение и с заломленными руками продержали целый час. А затем, не объясняя причин, просто отпустили Я вызвал на место происшествия сотрудников Хамовнического отдела полиции, все рассказал и показал, что снял на видео».

Майор прошел медицинское освидетельствование, взял справку о побоях, снова написал заявление. Военный следственный отдел провел проверку и вынес отказ в возбуждении уголовного дела. Возможности ознакомиться с материалами этой проверки майору и его представителям не дали. Объяснили тем, что материалы проверки засекречены. Юристы фонда обратились с жалобой в суд на незаконное засекречивание материалов проверки, суд жалобу не удовлетворил, но предоставил право допуска к засекреченным материалам самому майору.

«Меня обманул Путин. Голодовка» — именно с таким лозунгом майор начал свою 25-дневную голодовку. Майора Скубака семь раз задерживала полиция с одиночным пикетом у Администрации президента. К нему подсылали вигилантов из SERB и НОД, в один из таких дней «сербовцы» облили майора кефиром и избили. Полиция задержала и Скубака и вигилантов, правда дело завели на самого пострадавшего майора. В деле
о нападении вигилантов «Общественный вердикт» защищал интересы майора.

В другой раз во время одного из пикетов к Скубаку подошли две женщины,
одна из которых развернула рядом с майором плакат: «Остановим пятую колонну». Скубак пожаловался на провокацию полицейским, но задержали вместе с женщиной и самого военного. На майора тогда составили протокол о нарушении правил проведения публичной акции. Позже Тверской суд Москвы не нашел состава правонарушения в действиях Скубака и признал задержание незаконным.

Пикеты майора Скубака продолжались. На него составили протокол о мелком хулиганстве якобы за нецензурную брань, обвинили в незаконном ношении военной формы, отобрали китель и фуражку, несмотря на то, что офицер прослужил в вооруженных силах 22 года, что давало ему право носить военную форму после увольнения.*

*Это право зафиксировано в приказе об увольнении Скубака из ракетных войск. Правда, спустя четыре года после увольнения эта формулировка была подкорректирована командиром войсковой части. Задним числом командир изменил приказ и лишил офицера права на ношение формы.

«Эта ситуация – нонсенс, и мы обратились с жалобой в военную прокуратуру. Нельзя изменить приказ об увольнении через четыре года после самого увольнения. Это, как если бы вы уволились по собственному желанию, а впоследствии работодатель указал, что вы были уволены за прогулы», — говорит защитник Скубака юрист фонда Дмитрий Егошин.

«Очень часто военнослужащих увольняют с различными нарушениями», — рассказывал журналистам майор Скубак, — «Неправильно ставят в очередь на жилье, не на всех членов семьи выделяют жилищную субсидию, заставляют увольняться по собственному желанию, а не по состоянию здоровья. Меня не имели права увольнять без получения субсидии на всех членов семьи. Я писал на плакате, что меня обманул Путин, потому
что президент в 2015 году лично вносил изменения в статью 23-ю ФЗ о статусе военнослужащего, запрещающие увольнять военнослужащего по состоянию здоровья до получения жилья. То есть президент говорит одно, а произошло другое».

Репортаж о деле майора Владимира Скубака

«Это не что иное, как попытка давления на крупнейшую правозащитную организацию республики», — говорит сопредседатель НКО Сергей Подузов. Такой вывод правозащитник сделал на основании информации с сайта регионального Минюста. Практически все организации, которые проверялись, были предупреждены о нарушении закона, и им было предоставлено время для устранения нарушений.

«Человек и Закон» — это старейшая общественная, правозащитная организация в Марий Эл. Она была создана в 1999 году. Юристы организации вели многочисленные дела о пытках в местной полиции, проводили семинары о правах человека для сотрудников ФСИН и тд. В 2014 году «Человек и Закон», как и многие другие российские правозащитные организации, принудительно внесли в реестр
«иностранных агентов».

Верховный суд Марий Эл, однако, Минюст не поддержал. Решение было оглашено 6 июля. В прениях защитник НКО сотрудничающий с «Общественным вердиктом» адвокат Алексей Лаптев попросил суд «защитить общественно полезную организацию «Человек и Закон» от общественно вредного иска управления минюста по Марий Эл». Недовольные победой правозащитников чиновники попытались обжаловать неудачу в ликвидации организации в 4-м апелляционном суде общей юрисдикции в Нижнем Новгороде, но и там потерпели неудачу.

Ранее власти оштрафовали НКО на 1 млн 100 тысяч рублей. Королевой пришлось уехать из России и попросить убежище в Германии.

«Общественный вердикт» обжаловал постановления о возбуждении уголовных дел в суде, а также стал добиваться отмены решений о взыскании штрафа. В июле 2020 года, за два дня до суда по обжалованию постановлений, дознаватель отделения судебных приставов по Калининграду одно из уголовных дел прекратила из-за отсутствия
в действиях правозащитницы состава преступления. Однако Ленинградский районный суд в удовлетворении жалобы в отношении оставшихся четырех постановлений отказал. «Общественный вердикт» обратился с апелляцией в Калининградский горсуд, который решение районного суда отменил и направил материал на новое рассмотрение.

Александра Королева и «Общественный вердикт» продолжают добиваться необоснованного преследования по «иноагентскому» закону.

«Я уже пожилой человек. Неужели на тот свет с клеймом уйду?»

Леонид Ладанов сам родился в таком спецпоселке — Галяшоре. Его друзья из Литвы, с которыми он рос и которые впоследствии вернулись домой, приезжают в Пермский край раз в несколько лет. Они встречаются с бывшими односельчанами, навещают могилы близких, делают там уборку. Кладбище давно стало заброшенным и заросло высокой травой и лесом. На балансе местной администрации оно никогда не значилось, поэтому власти не считают нужным его хоть как-нибудь содержать.

В 2019 году с литовцами приехали волонтеры, чтобы взять у репрессированных и их родственников интервью. «Мемориальцы» заранее предупредили местных чиновников о приезде и попросили помочь с транспортом, чтобы добраться до кладбища, но власти им отказали. А в последний день экспедиции на кладбище прибыла «группа захвата», в составе которой были сотрудники ФСБ, полиции и регионального Минприроды. Литовцев и «мемориальцев» обвинили в захвате леса
и завели на них административные дела (впоследствии благодаря «Общественному вердикту» эти дела удалось прекратить в суде), а против Леонида Ладанова возбудили уголовное дело.

В обвинительном заключении говорилось, что «действуя во исполнение преступного умысла» Ладанов зарегистрировал литовцев в своем доме, а поселил их в доме своей матери, который стоит неподалеку — в 100 метрах, на той же улице. Мировой суд в Кудымкаре согласился с выводами следствия, признал Ладанова виновным и оштрафовал его на 100 тысяч рублей. При этом суд отказал защитникам Ладанова в опросе литовцев. Кудымкарский горсуд тоже не захотел выслушать самих литовцев
и обвинительный приговор подтвердил.

В ноябре 2020 года при поддержке «Общественного вердикта» адвокатам удалось добиться в кассационном суде отмены обвинительного приговора за отсутствием состава преступления, Ладанов получил право на реабилитацию. Кассация признала, что действия Ладанова, хотя формально и подпадают под признаки преступления, предусмотренного ст. 322.2 УК РФ, но с учетом мотива и цели не представляли общественной опасности и «не причинили вреда охраняемым уголовным законом интересам общества и государства».

На оглашении решения Леонид Ладанов, бывший милиционер, очень переживал, что на старости лет «получил клеймо судимости».

«Сейчас кладбище, думаю, совсем зарастет, — говорит Ладанов. — Не знаю, когда после этого литовцы еще посмеют приехать на малую родину. Да даже если и приедут, то нам ведь сказали, что мы даже траву на могилках косить не имеем права. Знали бы вы, каким кладбище было раньше! Так красиво было: дорожки камнями выложены, цветы росли, на столбах Иисусы вырезаны. Школьники каждый год на экскурсию приезжали. А теперь из-за политики, получается, убираться
на могилах своих близких и друзей нам нельзя».

В августе 2019 года на север Пермского края приехали литовцы, чтобы привести в порядок могилы близких и земляков, умерших в депортации. Помочь иностранцам в благоустройстве кладбища репрессированных решили сотрудники и волонтеры пермского «Мемориала». В последний день экспедиции в Галяшор приехали сотрудники ФСБ, полиции, миграционной службы и Минприроды. Закончилось все 7 административными делами: против пяти литовцев, «Мемориала» и руководителя НКО Роберта Латыпова, а также 1 уголовным делом против местного пенсионера Леонида Ладанова, принявшего у себя волонтеров. Литовцев и «Мемориал» обвинили в захвате леса, а Ладанова — в фиктивной регистрации иностранцев.

В судебных заседаниях, когда «Общественный вердикт» оспаривал выписанные литовцам и «мемориальцам» штрафы, выяснилось, что именно по запросу УФСБ России по Пермскому краю в Галяшор и выехали чиновники из Минприроды.

«Общественному вердикту» удалось прекратить производства по административным делам в судах и добиться отмены обвинительного приговора Ладанову.

Евгений Чехлов отбывал наказание в колонии №27 Красноярска. Весной 2018 года он обратился в суд с ходатайством об условно-досрочном освобождении. Еще во время следствия у него умерла жена, и двое несовершеннолетних детей остались без родителей. Однако администрация ИК-27 представила отрицательную характеристику
на осужденного, в результате чего суд отказал Чехлову в УДО. После того,
как Чехлов обжаловал это решение, у него начались проблемы.

Так, за то, что он вышел без разрешения из столовой и «передвигался по территории жилой зоны без сопровождения», администрация колонии вынесла ему выговор. Затем наказала пятью сутками ШИЗО за то, что опись вещей в его сумке отличалась от количества наименования вещей. Потом Чехлова отправили в ШИЗО еще на десять суток за то, что он передал личную корреспонденцию через адвоката, а не через администрацию колонии.

В итоге из-за того, что Чехлова дважды незаконно помещали в ШИЗО, он лишился свиданий с родственниками и звонков. На тот момент его мама перенесла инфаркт, и он не мог с ней пообщаться даже по телефону. У заключенного изъяли личные вещи и продукты, он не мог пользоваться магазином колонии и получать посылки. Заключенный также не мог работать и получать зарплату, его признали «злостным нарушителем» и перевели на строгие условия содержания. Но самое главное —
он лишился права на смягчение режима и на условно-досрочное освобождение. Кроме того, из-за нахождения в ШИЗО и затем на строгих условиях содержания Чехлову пересчитали общий срок наказания, и фактически он пересидел лишних полтора месяца.

Эксперты проекта — юрист Александр Брестер и адвокат Виктория Дерменева обратились в суд, и в 2019 году Красноярский краевой суд признал незаконными дисциплинарные наказания и неоднократные водворения заключенного в ШИЗО. Далее был подан в суд иск о взыскании 150 тысяч рублей компенсации. В июле 2020 года Советский районный суд, наконец, рассмотрел иск бывшего заключенного к администрации ИК-27, ГУФСИН по Красноярскому краю и ФСИН России, присудив ему компенсацию в 15 тысяч рублей. Сумма небольшая, но важен сам факт победы.

В день, когда Артура Гукасяна избили в коридоре изолятора, вместе с ним в камере ШИЗО находилось еще пять человек.

В 8 утра в ШИЗО вошел спецназ и сотрудники колонии: официально это называлось «обысковые мероприятия». Заключенным приказали бежать по коридору в сторону класса воспитательной работы, сами же силовики выстроились по обе стороны коридора и раздавали удары бегущим зекам. Гукасян отказался подчиниться незаконному требованию и бежать не стал. За это его избили.

Фсиновцам не понравилась скорость передвижения и других заключенных, силовики вернули всех на исходную позицию и снова погнали через коридор. Били и тех, кто шел, и тех, кто бежал недостаточно быстро. Потом заключенных завели в «класс воспитательной работы».

Из допроса Гукасяна в суде:
— Физическую боль вы испытывали?
— Конечно, я же живой.

Гукасян падал и не мог дышать. Все это время он слышал крики из коридора: голоса показались ему знакомыми. Он решил, что скорее всего это были заключенные из соседней камеры ШИЗО. Их тоже били. Гукасян отчетливо запомнил, что сотрудники колонии действовали очень слаженно.

После этого избиения заключенный обращался за медицинской помощью, но тюремный врач к нему так и не пришел. Подавать жалобы Гукасян не стал, подумав, что никакого результата это все равно не принесет — обысковые мероприятия, подобные этим, проходили неоднократно, и каждый обыск сопровождался избиениями: били дубинками и ногами. По словам Гукасяна, во время таких мероприятий присутствовал прокурор
по надзору за исправительными учреждениями, поэтому в том, чтобы жаловаться руководству колонии, заключенный не видел смысла.

Защита подсудимых фсиновцев превратила допрос Гукасяна на суде в эмоциональную пытку. Адвокат подсудимого Сардора Зиябова Андрей Перевозчиков изводил потерпевшего длинными, сложными и повторяющимися вопросами и вынуждал в подробностях вспоминать о пережитом насилии и повторять одни и те же показания. Суд поочередно снимал эти вопросы, но адвокат не останавливался.

В какой-то момент Гукасян потерял самообладание, уронил микрофон и отказался отвечать на вопросы Перевозчикова. Впоследствии сторона защитники фсиновцев назовет нервный срыв пострадавшего от пыток состоянием наркотического опьянения.

Сардор Зиябов, фсиновец, избивавший Гукасяна, был признан виновным, приговорен к четырем годам колонии общего режима, лишен звания майора и права занимать должности в правоохранительных органах на два с половиной года.

«Я специалист первого класса и я знаю, как ориентироваться
в этих ситуациях»

Как установило следствие, а затем подтвердил суд, в ноябре 2016 года Зиябов был
в очередной раз прикомандирован в ИК-1. Во ходе стандартного обыска в штрафном изоляторе Зиябов сначала избивал заключенных в коридоре, затем — в классе воспитательной работы.

Процедура, отточенная за годы службы: заключенных сначала гоняли по коридору, раздавая толчки и пинки, а затем укладывали на сдвинутые парты в специально отведенном помещении для обысков и били по ягодицам и ногам. Кроме классических ударов ногами и дубинками, у Зиябова была и своя фирменная техника, о которой рассказали на суде потерпевшие, — он бил заключенных мокрой простыней, завязанной в узел на конце. Так на теле остается меньше следов.

Суд по «Ярославскому делу» установил, что всего Зиябов избил тогда не менее трех заключенных, однако по словам самих заключенных, от насилия со стороны Зиябова пострадало гораздо больше человек.

На суде Зиябов вел себя агрессивно и подчеркнуто пренебрежительно к потерпевшим
и их адвокатам. Судья неоднократно останавливал выпады Зиябова в адрес адвоката Ирины Бирюковой.

Из показаний свидетеля в суде: «Зиябов — достойный человек, авторитет даже среди зэков, исполнительный, толковый, надежный, внес большой личный вклад в содержание камер, в общение с осужденными, разъяснительную работу».

Из показаний пострадавшего Гукасяна: «Сардор по натуре жесткий и агрессивный, крайне негативно относится к осужденным».

В своих действиях Зиябов не увидел никакого превышения должностных полномочий. Он счел все это правомерным применением физической силы к злостным нарушителям тюремного режима и неоднократно не без гордости обращал внимание суда на свой профессионализм как сотрудника системы наказаний.

Хотя на видеозаписи избиения заключенных в коридоре ШИЗО Зиябов себя и не узнал, на судебном допросе он с рвением комментировал видео, в том числе и свои действия, которые описывал как исключительно профессиональные и правомерные.
Удары, которые видны на записи с тюремного видеорегистратора, Зиябов назвал «имитацией».

Коллеги Зиябова, выступавшие на допросе в суде в качестве свидетелей, описывали
его как авторитетного сотрудника и профессионала, который, несмотря на то,
что не занимал руководящую должность, пользовался уважением у коллег.

Про Зиябова говорили, что с ним не страшно зайти в отряд к заключенным. Собственно, даже у некоторых коллег он вызывал страх. Его слушались. За него выступали
с личными поручительствами высокопоставленные представители из числа
руководства УФСИН.

Свою вину Зиябов так и не признал, заявив, что в его аресте виноваты враги —
Фонд «Общественный вердикт» и адвокат фонда Ирина Бирюкова.

21 февраля за то же самое была оштрафована (но уже другой судьей — Булгаковой) на 100 тысяч рублей директор «Общественного вердикта» Наталья Таубина.

В 2019 году судья Сизинцева по доносу «бдительной гражданки» и рапорта ФСБ оштрафовала фонд и директора фонда на 650 тысяч рублей также по «закону об иноагентах». Таким образом, сумма штрафов превысила 1 млн рублей. Оспорить первую группу штрафов (на сумму 650 тысяч рублей) нам не удалось. Но до 17 апреля 2020 года благодаря поддержке людей мы выплатили эти деньги и продолжили свою работу.

Незаконные решения по второй группе штрафов (на сумму 500 тысяч рублей) мы также обжаловали. Первым, в августе 2020 года, оспаривалось решение по штрафу Наталье Таубиной. Жалобу рассматривала судья Мосгорсуда Людмила Сумина, которая ранее признала законными первую группу выписанных фонду и директору фонду штрафов по закону об «иноагентах». Новое решение о сто тысячном штрафе судья оставила
без изменений.